Гвардия. (Дилогия) - Страница 191

191

Да здравствуют ронины! Да здравствуют гайджины! К черту ниндзя, якудзу и прочую нечисть!

Сато арестован и благополучно доставлен в Штаб-квартиру для допроса.

Четверых ребят удалось спасти, и даже Семе вырастили искусственный глаз, но Карл Лихтенберг погиб. Удар Сато пришелся ему в голову и причинил мозгу необратимые повреждения, справиться с которыми не в силах даже сегодняшняя медицина. Он умер еще до прибытия в госпиталь, и все попытки реаниматоров вернуть его к жизни успеха не возымели.

Рядовой Такаги провел в клинике четыре с половиной часа, где ему срастили раздробленные ребра и вставили на место позвонки. Ваш покорный слуга отделался ноющей болью в плече и пояснице, которую не счел достаточно существенной и решил проигнорировать.

Сато в настоящее время находится в Сумеречной Зоне и испытывает на себе методику первичного допроса. Заставить отвечать на вопросы человека, в совершенстве владеющего техникой «дхармы», не так-то просто. К нему подключили добрую сотню медицинских аппаратов, контролирующих состояние организма, в том числе искусственное сердце, на котором настоял Шо, а непосредственно в легкие были введены шланги аппарата принудительного дыхания. Проклятые ниндзя вытворяют со своими телами черт знает что, дьявол бы их всех за это побрал.

Первичным допросом руководил лично капитан Блейн. Попытки добиться ответов при помощи сыворотки правды результатов не дали: тело ниндзя вырабатывало какие-то антитела, успешно противостоящие пентоталу и суперскополамину. Пытки, крайний метод, используемый для ломки самых крепких орешков, применять к оябуну было пустой тратой времени. Ниндзя свободно контролируют свои болевые центры. Провозившись с Сато больше двух часов, Блейн послал за мной.

Суровый парень в сером комбинезоне техника встретил меня у входа в Сумеречную Зону и провел в нужную комнату, не проронив по дороге ни слова.

Сумеречная Зона была секретом внутри секрета, и никто не должен был, да и не хотел знать всего, что происходило на ее закрытой территории.

Сато лежал на некоем подобии операционного стола, опутанный медицинскими проводами и отводами, призванными сохранять человеческую жизнь любой ценой, в нашем случае — вопреки желанию самого человека. Сейчас он был без сознания.

Блейн сделал знак, и двое техников вышли, оставив нас наедине.

— Ну, сержант, — устало вздохнул он. — Ты эту кашу заварил, ты и скажи, как ее расхлебывать. Глубокое ментоскопирование и доскональные допросы шестой степени?

Я покачал головой.

— Слишком долго и принесет массу бесполезной информации, которую придется отфильтровывать. Времени у нас мало.

— У нас его вообще нет. О чем только думал Полковник, когда санкционировал твою операцию?

— О том, что рано или поздно это должно было произойти.

— Ты начал войну, сержант. По-твоему, как быстро они приступят к ответным действиям?

— Очень быстро.

— Вот именно. Скольких вы убили сегодня?

— Троих наверняка. Под вопросом еще двое.

— И захватили одного из их заправил. Этого они нам не простят.

В госпитале, во время планового обследования после боевой операции, в коридоре по пути сюда, в столовой, где я наскоро перекусывал, я встретил множество знакомых парней, и все они, конечно, уже были в курсе последних событий. Все здоровались со мной, спрашивали, как дела, травили бородатые анекдоты и тщательно замалчивали поднятую капитаном тему. Никто просто не хотел об этом думать. Никто не хотел в это верить. У Гвардии и без открытой конфронтации с криминальным миром хватало проблем.

— Может, и не простят, — сказал я. — Но нужно ли нам их прощение?

— Ты хоть понимаешь, во что нас втянул? — он не пытался давить на меня, ругаться и спорить, так как знал, что переиграть уже ничего нельзя. По-моему, он просто хотел выяснить степень моего помешательства.

А возможно, кабинетный ученый Блейн не был готов к меняющемуся миру и действительно спрашивал у меня совета.

— Я втянул нас в то, чем давно следовало бы заняться, — ответил я. — Мы были снисходительными слишком долго.

— Совет это не одобрит.

У меня на сей счет было собственное мнение, но я не собирался раскрывать его Блейну по целому ряду причин. И одной изних был тот самый недостаток времени, на который он упирал. А он тем временем продолжал:

— Организованная в одну систему якудза все же лучше хаоса мелких бандитских разборок. К тому же слишком многие взяли на лапу. А если нас не поддержит Лига, то не поддержат и ВКС, а на местах придется работать с каждым планетарным правительством отдельно, убеждать оказывать нам помощь каждого занюханного полицейского в каждом занюханном участке, каждого вшивого муниципала и ополченца. А знаешь что? Далеко не всем твоя идея придется по вкусу.

— Свернуть мы уже не можем.

— Тут ты прав. Скажи, сколько у якудзы человек?

— Бойцов? Или действительных членов? Или просто заинтересованных в ней людей?

— Всех вместе.

— Миллионы. Или миллиарды, как посчитать. Но не меньше людей заинтересованы в том, чтобы якудзы не было.

— И как ты собираешься с ними бороться силами десятитысячного корпуса Гвардии?

— Когда-то давно, еще на Старой Земле в докосмическую эру, жил великий полководец, которого звали Суворовым, — сказал я. — Он был известен тем, что вечно колошматил численно превосходящие его армии противника, делясь при этом плодами своей мудрости. Применительно к нашему случаю он уподобился бы произнести фразу: «Бери не числом, а умением».

191