– Это великодушно, – решила Диана. – Ведь вы могли забрать старушку и просто наплевать на животных.
– С таким же успехом можно было наплевать и на саму старушку, – сказал я. – Думаю, что, оставшись без своих любимцев, она бы долго не протянула.
– И часто вы сталкиваетесь с подобными ситуациями?
– В разных формах – почти каждое дежурство.
Что бы она ни подразумевала под словом «подобное», ответ подходил к любому варианту.
– Что ж, сержант Соболевский, – сказала она, – с вами мне все понятно. Что у нас дальше по программе?
– Полковник ясно дал мне понять, что хочет вас ознакомить со всем процессом, так что следующим шагом я планировал нанести визит Группе Вербовки.
– Прекрасно, – согласилась она. – Но, может быть, мы сначала перекусим?
– Как вам будет угодно, – сказал я.
Если она будет есть, у нее будет занят рот. А если у нее будет занят рот, то разговаривать она не сможет. Это хорошо. Потому что вопросы молодой и очень талантливой журналистки действовали на меня с разрушающей силой иглогранаты.
Надо поймать Полковника на слове и устроить ему интервью с этой милой леди. Пускай на собственной шкуре испытает, какую свинью он мне подложил.
Мы снова воспользовались лифтом и перекусили в типовой столовой на уровне 3А. Стерильное, полностью автоматизированное и чисто функциональное заведение для тех, кто ценит в еде лишь скорость ее приготовления, не было заполнено и на четверть: время завтрака уже прошло, а обеда – еще не наступило. А занятые на дежурстве гвардейцы стараются поесть, не отходя далеко от своих рабочих мест.
Я заказал себе бифштекс с картофелем фри, молодая и талантливая удовольствовалась овощным салатом. Сиротский рацион, конечно, но идея отвести мисс Шаффер в «Мечту сарджа-гурмана», где вместо автоматов для приготовления пищи живые повара творили блюда, способные привести в экстаз самых взыскательных любителей вкусно поесть, в свете ее замечания о излишне щедром финансировании показалась мне не слишком удачной.
Место действия: Свободная Колумбия
Время действия: второй день Кризиса
Мордекай Аарон Вайнберг, лысый толстячок небольшого роста, вечно небритый, выпивающий несколько литров кофе в день, работающий по шестнадцать часов в сутки, неделями не вставая из-за клавиатуры своего миниатюрного «Кубаяши-76», воплощал в своем лице всю нашу Группу Вербовки.
Он обладал сварливым характером, странным чувством юмора, ругался матом и имел извращенное представление о том, что любые помощники, кроме его верного компьютера, являются воплощением абсолютного зла.
Из десяти тысяч человек, на данный момент составляющих корпус Гвардии, кто-то постоянно уходит в отставку, кто-то умирает, кто-то уходит на заслуженный отдых, а кто-то в отпуск. Постоянно возникают новые службы, а вместе с ними и необходимость в новых сотрудниках с совершенно новыми к ним требованиями, так что работы у Мордекая всегда было невпроворот, но помощником он так и не обзавелся.
В обязанности сержанта Вайнберга входил просмотр досье всех подавших заявки кандидатов, отбор их на собеседование, причем на каждого он мог позволить себе потратить не более часа, за который и должен был определить, подходит ли Гвардии этот человек и достоин ли он того, чтобы быть записанным на вводные курсы под руководством старейших из наших сержантов, или же ему в этой жизни приходится рассчитывать не больше чем на место погонщика верблюдов в экскурсионном караване.
В общем, у человека была сложная и нервная работа, и, когда я изложил сержанту Вайнбергу причину нашего визита, он одарил меня взглядом, достойным самого гнусного предателя рода человеческого.
– Да ты хоть понимаешь... – проорал он, когда бурный фонтан его красноречия начал пересыхать. То бишь примерно на двадцать первой минуте нашего разговора. А точнее, его монолога. – Ты понимаешь, что собеседование – дело сугубо конфиденциальное? Ты, быть может, забыл, как я принимал тебя самого? Для всех кандидатов я являюсь лечащим врачом, личным адвокатом и отцом-исповедником в одном лице! (Что-то я не помню подобной заботливости на моем личном собеседовании.) И что я должен гарантироватьслужебную тайну? Как бы тебе самому понравилось, если бы во время твоегособеседования на тебя бы пялилась пара не знающих чем заняться олухов, простите, мисс Как-Вас-Там, один из которых еще и бумагомарака, способный растрезвонить твою исповедь на добрую половину Галактики?
Я точно знал, что мне бы это не понравилось, о чем я ему немедленно и сообщил.
– Мне кажется, – спокойно возразила Ди, – что вы несколько переоцениваете раскупаемость нашей газеты, хотя главному редактору это и польстило бы. К тому же могу вас заверить, что все имена будут изменены.
Должен предупредить, что с этого момента я буду приводить не дословную речь сержанта Вайнберга, а несколько подредактированный мною вариант, в котором некоторые словосочетания могут резать слух, но уж точно будут напечатаны, не подвергаясь вниманию цензора, заботящегося о моральном здоровье граждан.
– Меня это на хрен (пардон, но в оригинале было ещё хуже) не интересует, леди. Какой толк в изменении имен? Кому оно помешает их узнать? Их родственникам? Друзьям? Знакомым? Соседям по улице? А как насчет самих этих парней? Они давали вам разрешение на статью? А как быть с теми чудиками, которых я пошлю на три веселые буквы? Об их чувствах вы подумали?